Петербург — Роттердам:
некультурный обмен

Ни для кого не секрет, что русский человек больше не стремится в загнивающую Гейропу. Даже петербуржец больше не ездит в чухонскую Лаппеенранту за fairy и санкционной запрещёночкой. Обамка-чмошник отбил всякое желание.
Но кто будет экспортировать и обогащать русскую культуру и искусство? Кто, если не мы? На Марата Гельмана надейся, а сам не плошай.

В рамках программы международного заражения консульство Нидерландов выдаёт отечественным художникам билеты до Амстердама, очага разложения Евросоюза. Из Schiphol аэропорта скорый поезд везёт прямиком в Роттердам — то ли на фестиваль, то ли в арт-резиденцию.
Высокое смешаем с материальным и получим единое жизнетворчество.
О стоимости поездов между городами умолчим, а одна поездка на метро без наличия специальных проездных карт = 3,5 евро = 262,5 рубля (июнь 2016 года).
Бедным приезжим приходится насильно угонять велосипеды, погрузчики и другие инновационные средства передвижения.
Большая часть старого Роттердама исчезла после бомбардировок Второй мировой. Почти весь город — современный эклектичный урбан, нестандартный для Европы.
Супермаркет AH (Adolph Hitler) рекомендуется для регулярных визитов.

Современный Музей Бойманса с гордостью демонстрирует Кандинского и других авторитетов от предков Брейгелей до наших дней. Под наши дни выделяются огромные площади — водяная инсталляция и остальное контемпорари занимают до половины всего музея. На заметку Главному Штабу с убогим коридором для ещё не умерших художников. Случайно заходим именно в день открытия — бесплатный вход и хитрость в бокалах. После рубимся в футбольную инсталляцию: ограниченное круговое пространство, сдутый мяч и 2 пары ворот. Интерактив работает и красивый. Не заскучаешь, как во время просмотра Евро. Хотя от просмотра репортажей доброго ультранасилия тоже не бывает скучно.

Многоэтажная галерея Witte de With классическим образом заваливает актуальными медиумами. В подарок уносим сценарии Бодрова в чёрных обложках — «The Messenger». А я the passenger.
Роттердамская барахолка не представляет из себя ничего хорошего. Зачем-то покупаем ташеновские наборы принтов Кандинского, Пикассо и, заодно, 3Д-проекции из 90-х. Которые нужно к носу прикладывать и зомбироваться. Никогда не получалось у меня, но красивые. Дух времени.

Наутро местная арт-шишка Мэлани приводит возрастных графинчиков — начинается культурный обмен. 40-летний Данила, его упитанный кореш и француз Золотой Зуб. Мэлани уходит, и можно спрашивать: «Ну бомбите, пацаны?» Смущённо улыбаются и посмеиваются. Бомбят, конечно, но нельзя светиться. Конечно — рекламой их оформительской конторы и граффити-школы являются их же доброжелательные лица. На каждой станции метрополитена висят, скромняги. Но заслужили — второе или третье поколение нидерландского граффити, а уж сколько поколений с тех пор минуло на загнивающем Западе!

Ограничений от бюрократов не исходило, только блага — делали, что хотели.
Для начала вдохновились фестивальным танцевальным перформансом и женщиной-оркестром.

И принялись за «Euroремонт».
Идея слова появляется за разговором в аэроэкспрессе на Шереметьево.
Слово актуальное и ностальгическое, получитаемое для европейца, многозначное для постсоветского человека.
Classic ockolki subjects: buff, black letters.
Золотисто-медный шар, очевидно, выкатился из представления и может оказаться ценной евро-монеткой. А может не оказаться — против интерпретации.
Баффить приходится известных-местных уличных оформителей под именем Lastplak. Происходит нечто среднее между работой маляров и графинчиков, обновляющих холофейм [hall of fame — место фактически легального уличного рисования].
Работа закончена в день выхода Великобритании из Евросоюза. Совпадение? Не думаю.

Кусок танцевальный. Выглядит вдохновлённым фестивальным представлением, но точный скетч сделан полгода назад.

Бывший футбольный хулиган и вечный бездельник Ромаха, завсегдатай Амстердама, советует локальный кебаб по имени Капсалон.
В Роттердаме имеется в каждом меню. Далее оказывается, что родина капсалона именно здесь.
Пробуем. Есть можно. Подходит бэкпекерам для дешёвой и сердитой кебаб-диеты. Если нет в Lonely Planet — добавьте, our pick.
Кроме того, kapsalon — это парикмахерская.
«Ну, как если бы тебя называли стрит-арт или граффити. Та же история», — объясняют мне. «Приходит самый быстрый приезжий парикмахер к турку-соседу и просит поскорее приготовить кебабчик — клиенты ждут. Говорит: «Кидай всё и давай сюда живо!»
Так и назвал турок новое блюдо.
Роттердамский центральный вокзал местные также именуют Капсалоном.

В итоге целый вечер приходится уточнять у всех роттердамцев, а не капсалоны ли они сами.
Малышки смеются, а наш новый друг и завхоз базы Эдди отвечает: «Неет, я макарошка!» — намекая на своё итальянское происхождение. Эдди — молодец, во всём помогает и не напрягает. Ещё и накормил бедных русских в лучшем сицилийском ресторане напоследок да от души!

Но вернёмся к капсалону. Принесли настоящий горячий. Можно начинать работу.
Народ собирается и ждёт зрелища. А получает капсалон. Kapsalon alive painting.
Народ уходит наблюдать главное зрелище — Conny Janssen Danst. Возвращается к уже готовой работе.
Экспериментально. Работа коллективная и рефлексивная — в капсалон добавляются новые кусочки сыра и овощей, обводится тень случайного раскладного стула, рисуются галочки-голуби, и взрывается баллон с флюоресцентным помётом.
На обратном пути внимательный зритель замечает женоподобное чёрное облако на чёрном фоне и SS-молнии.

Новый день — просят новый перформанс. Но художник живёт и действует не для обслуживания буржуазных и коммерческих интересов, даже если он находится в арт-резиденции по каким-то договорённостям.
Решаем убрать мусор с территории полузаброшенного газгольдера. Художник может быть полезным.
Мусор не простой: голубиные трупы разной степени разложения, помёт в ассортименте, баллоны, стекло, жесть, пластик всех форм и размеров.
В процессе складывается картина. Живописная, трёхмерная, огороженная. Практически хэппи-мил.
Постепенно прибывают зрители — не очень понимают. Мэлани пытается улыбаться, но глаза на выкате. Начальную концепцию можно развивать в сторону недовольства условиями труда, солидарности с бедными мигрантами, обслуживающей роли РФ в современном мире, обеспокоенности экологией или важности физического труда в жизни человека. Или просто любоваться.

Усталость от 3 часов усердного клининг-труда. Самое время отвлечься — вспоминаю, что на крыше чего-то не хватает (моего куска).

Под конец распыления осколки выбитого стекла пускают кровь. Осушенная бутылочка вина никак не даёт грэнни-медсестре остановить течение. Госпитализация не случилась, прописан покой на базе.

Абстрактная работа русских художников под названием «XYZ», вдохновлённая голландскими танцами.
Курил Что управляет машиной, Осколки катают.
Обращаем внимание зрителей на уважительно сохранённое замечательное древнее граффити.
Самый масштабный роллап [rollup — работа, выполненная с помощью палки и валика катанием вверх] в Нидерландах?

Одна из первых нелегальных работ в городе — «Велосипедист-эксгибиционист» — растянулась во всю длину обозримого промышленного здания. Погода иногда налаживается — можно и проиллюстрировать текст. Незнакомая мадам паркуется рядом, просит надеть штаны. Вежливо объясняю, что создаём шутку по поводу граффити на стене. Мадам пытается прочесть. Уходит, обиделась, не понимает кириллицу.

Делаем метро с IZMs, несмотря на один из сильнейших ливней за последние десятилетия. По крайней мере, так утверждают ребята: «За всю жизнь такого не припомню, это же дождевое наводнение, факинг бомбинг!!» Машина плывёт по дороге и создаёт волны выше крыши. Протекаем.
Роттердам на 14 метров ниже уровня моря.
На следующем снимке передаётся привет московскому любителю поездов Евгению Tosle.
Сами работы можно будет наблюдать на выставке ''Концептуальный бомбинг по-чёрному" и в одноимённом печатном издании. Осенью. Графинчики не публикуют материал в сети заранее — таков субкультурный обычай. Это ещё ничего — некоторые не моются перед трейнбомбингом.

Кайфуем на крыше. Старательно делаем блики и аутлайны, тэгаем за друзей, кумиров и малую родину.
Cлушаем рэп. Ебали всех проезжающих мимо мусоров, конечно же.

Золотой шрифт «Отморозки» — логичное продолжение тэггинг-серии «Ошмётки One».
Валик, кисть, баллон.

«Баффлоп», объёмная многослойная настенная композиция, смешанная техника.
Первый раз смывается очередным ливнем. Со второй сухой попытки становится насыщеннее и фиксируется навечно.

Последний день в Роттердаме, выезжаем на документацию олл-сити-таггинга и прочих мелких преступлений.
Параллельно по дальней автомобильной полосе едет полиция, микроавтобус с клеткой. Медленно, присматриваясь. Далее разворачиваются на ближайшую встречку. Прошу попутчика переехать на другую сторону, катим про трамвайной полосе. В ответ друзья разворачиваются в третий раз и несутся по рельсам. Более сомнений нет, извещаю бомбера Сашеньку о погоне — срочный разъезд велосипедистов в разные стороны.
Успешно, продолжаю путь в центр для документации вандализма предыдущих дней. Но уже другой автомобиль с мигалками тормозит и разворачивается, опознав криминального элемента. Срочная эвакуация на базу.

Небольшой Роттердам максимально напичкан камерами. Общество, уже как лет 10, негативно настроено по отношению к любой нелегальной уличной активности.
Полицейскую яхту так и не истагировали. И Space Invader-a не забаффили.
Только Курил Что покроссил его. Как и всех остальных в Роттердаме. Скандал был международный, уже поутих — можно снова разжигать.
Кто такой этот Курил Что — сам не очень понимаю до сих пор, так что даже и не спрашивайте.

Несколько часов в Амстердаме. Расхитрились санкционным завтраком из ошмётков хамона и вина.
В столице происходит громкое коммерческое событие — выставка Banksy. Успешно продаваемого бренда протестного уличного искусства. Встречные афиши, пользуясь языком графинчиков, тоятся и кроссятся. Скоро настенет день, когда все работы Banksy будут забаффлены. Олег Кузнецов, Лондон ждёт нас!

Возвращение в Москвабад. Неполное восстановление организма и несколько действий.
Дневное баффити на Тверской с Олежей.
Старичок Тосле сводит с испанскими туристами. Те знакомы с «моими» роттердамскими бомберами. В одном депо метро делали — считай, родственники. Столица предлагает южанам пивко за 50 евроцентов.
Адьос, амигос!